ISSUE 1-2021
INTERVIEW
Роман Темников
STUDIES
Владимир Воронов Марян Бруновски
OUR ANALYSES
Анастасия Тихомирова
REVIEW
Любовь Шишелина
APROPOS
Игорь Яковенко


Disclaimer: The views and opinions expressed in the articles and/or discussions are those of the respective authors and do not necessarily reflect the official views or positions of the publisher.

TOPlist
STUDIES
«И ОТ ТАЙГИ ДО БРИТАНСКИХ МОРЕЙ…»
By Владимир Воронов | журналист, Российская Федерация | Issue 1, 2021

Со дня советского вторжения в Афганистан в декабре 1979 года не было, наверное, года, когда Советская армия, а позже – и её наследница, армия российская, не вела бы боевые действия. Подавляющую часть этих военных операций сложно назвать акциями по защите своей страны и её рубежей. Но из этого вовсе не следует, что все они, как война в Афганистане, однозначно проходят по разряду «интервенция». Скажем, как классифицировать те советские военные миссии за рубежами СССР, осуществлявшиеся по просьбе правительств тех или иных стран и с их согласия? Как это было, скажем, в Анголе, Мозамбике, Эфиопии или Сирии. Советские военнослужащие принимали там участие в боевых действиях, несли потери, к защите родины это явно имело слабое отношение или не имело вовсе, но усомнюсь, что такого рода миссии можно именовать агрессией или вторжением.

А в канун краха СССР части Советской армии стали использоваться и на территории своей страны, но, опять же, не для её защиты от иноземных посягательств, а в качестве карательно-полицейского инструмента – для разрешения конфликтов межнациональных и подавления выступлений за национальную независимость. Почти все эти конфликты (в Закавказье, Приднестровье, Таджикистане), превратившись в полноценные гражданские или межнациональные войны на периферии бывшей советской империи, достались в наследство уже российской армии. Точнее, обломкам советской армии, в одночасье оказавшимся в положении зарубежных группировок войск на иностранной и даже враждебной территории. И можно ли как-то однозначно классифицировать участие российских войск в этих войнах? Вскоре ко всему этому добавились межнациональные конфликты и войны на территории уже собственно РФ, участие в новые акциях за рубежом, не всегда поддающихся четкой квалификации. Также стоит отметить, что помимо собственно состоявшихся вторжений, в ряде случаев имели место, условно говоря, «несостоявшиеся интервенции» – вторжения, отмененные в последний момент. Имевшие, порой, значение не меньшее, чем состоявшиеся. 

Классика вторжения

12 декабря 1979 года предельно узкий состав Политбюро ЦК КПСС принял одно из самых роковых решений – о вводе советских войск в Афганистан. Уже задним числом документ завизировали и члены Политбюро, к принятию его отношения не имевшие. 25 декабря 1979 года советские войска «официально» вошли в Афганистан, а 27 декабря силы спецназа ГРУ Генерального штаба Вооруженных сил СССР вместе со спецгруппами КГБ штурмом взяли в Кабуле резиденцию главы Афганистана – Хафизуллы Амина. «Попутно» спецназовцы КГБ по приказу Андропова ликвидировали и самого Амина.[1] Одновременно подразделения ВДВ, блокировав части кабульского гарнизона, овладели ключевыми объектами афганской столицы: генеральным штабом, узлами связи, радио- и телецентром, министерствами безопасности и внутренних дел…

С технической точки зрения первые результаты спецоперации выглядели безупречно и даже блестяще: всё обошлось «малой кровью», столицу Афганистана быстро взяли под контроль, афганская армия осталась в казармах, власть сменена – «наш человек в Кабуле», загодя доставленный из Москвы, усажен в зачищенное под него кресло. Но дальше, как известно, всё оказалось не так уж и гладко: длительная и кровопролитная война разрушила не только Афганистан, но и безмерно истощила Советский Союз, став одной из причин его краха.

Если верить тем немногим доступным стенограммам заседаний по афганскому вопросу узкого состава Политбюро, суждения кремлевских старцев поначалу выглядят достаточно трезво: Кабул просит оружия и войск, но в Кремле воевать никто не рвется, да и шоры идеологических догм глаза не застилают. «У них распадается армия, а мы здесь должны будем вести за нее войну», – возмущался 19 марта 1979 года генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев.[2] «Руководство не знает сил, которые поддерживают его и на которые можно было бы опереться… своих политических противников они расстреливают», – это уже председатель КГБ СССР Юрий Андропов.[3]  «…До сих пор у них продолжаются расстрелы несогласных с ними людей, почти всех руководителей не только высшего, но даже и среднего звена… они уничтожили», – констатировал председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин на заседании Политбюро еще 17 марта.[4] «Нельзя применять в массовом масштабе расстрелы, пытки и т.д.», – это уже член Политбюро Андрей Кириленко.[5]

Впрочем, всё это не помешало кремлевским старцам попутно проработать и военные меры. Во всяком случае, еще 17 марта 1979 года министр обороны СССР маршал Дмитрий Устинов доложил коллегам по Политбюро: проработаны два варианта военной акции – можно за сутки перебросить в Афганистан воздушно-десантную дивизию, а непосредственно в Кабул – мотострелковый полк, также можно быстро ввести две дивизии.[6] От слов постепенно перешли и к делу: ещё 7 – 8 июля 1979 года в Баграм, в обстановке строжайшей секретности, перебросили батальон 111-го парашютно-десантного полка 105-й гвардейской воздушно-десантной Венской Краснознаменной дивизии.[7] Тогда же в Кабуле обосновались и спецгруппы КГБ.[8] Но, по крайней мере, о прямом участии в боевых действиях тогда еще и речи не было.

Затем все вдруг стремительно переменилось: речь пошла уже не просто о военной помощи обанкротившемуся режиму, но о его силовой смене руками советских спецподразделений и масштабном вводе войск. Зачем всё это было нужно, какова подлинная мотивация решения, что это за информация, на основе которой оно было принято, каков реальный механизм его выработки? Внятного ответа нет и поныне, невзирая на прошедшие годы, смену нескольких режимов и наличие груды воспоминаний.

Правда, в роли мемуаристов выступают, в основном, чекисты. И, как не без ехидства отмечал в своей книге «Разведка: лица и личности» (М., 1998) бывший первый заместитель начальника Первого главного управления (ПГУ) КГБ генерал Вадим Кирпиченко, «прошли годы, сменилась власть, и те начальники, которые призывали к молчанию, начали писать на афганскую тему мемуары, выступать на телевидении, давать интервью. Причем в авангарде рассказчиков о событиях в Афганистане почему-то оказались именно бывшие сотрудники КГБ, а отнюдь не армейские генералы. То ли представители КГБ устали от своей прежней тотальной секретности, и им захотелось выйти из ´зоны молчания´, то ли в армии присяга оказалась покрепче».[9]

Кстати, о последних. Как единодушно утверждают все доступные источники, именно высшее армейское командование категорически возражало против ввода войск в Афганистан: начальник Генерального штаба маршал Николай Огарков, его первый заместитель маршал Сергей Ахромеев, начальник Главного оперативного управления Генштаба генерал армии Валентин Варенников, главком Сухопутных войск генерал армии Иван Павловский,  главный военный советник афганских вооруженных сил генерал-лейтенант Лев Горелов… Советские военачальники четко осознавали, что никаких военно-стратегических выгод для себя из этой кампании Советский Союз не извлечет, а потому зачем лезть в этот огромный каменный мешок – без железных дорог и водных путей, где подвоз боеприпасов, вообще средств материально-технического обеспечения, влетит в колоссальные средства.[10] Но когда начальник Генштаба Н. Огарков попытался убедить министра обороны Д. Устинова в безрассудности ввода войск в Афганистан, тот оборвал его в резкой форме: «Вы собираетесь поучать Политбюро? Ваша единственная обязанность – выполнять приказы».[11] 

Несостоявшиеся вторжения

Однако декабрь 1979 года мог ознаменоваться вторжением советских войск не в Афганистан, или не только в Афганистан – но и в Иран. Автор этих строк, тогда школьник-старшеклассник, хорошо запомнил, как осенью 1979 года в школы (города Куйбышева/Самары) зачастили лекторы горкома и обкома КПСС, и в рамках уже привычных разоблачений «козней империализма» вдруг как бы ненароком стали упоминать Иран. Точнее, нам, как бы между прочим, но многозначительно сообщали: Иран «мы американцам не отдадим», есть, мол, такой советско-иранский договор 1921 года – договор ещё между РСФСР и Персией, который до сих пор позволяет Советскому Союзу ввести войска в Иран. Очень даже интересный намек! Тем паче, VI статья пресловутого договора действительно гласила: если некие «третьи страны» попытаются вооруженным путем осуществить на территории Персии «захватную политику» или превратят персидскую территорию «в базу для военных выступлений против России», если советским границам будет угрожать опасность, а правительство Персии «само не окажется в силе отвратить эту опасность, Российское Советское Правительство будет иметь право ввести свои войска на территорию Персии, чтобы в интересах самообороны принять необходимые военные меры».[12]

Тогда же пошли слухи, что близ советско-иранской границы, в Азербайджане и Армении, уже сосредоточены дивизии, которые вот-вот должны двинуться в Иран, чтобы «упредить американцев». Много позже оказалось, что это были слухи не совсем пустые, а может даже вовсе и не слухи: после развала СССР в печати появилась информация, что ещё в сентябре 1980 года на иранской границе были сконцентрированы 22 советские дивизии. Они и должны были двинуться в Иран под предлогом выполнения советско-иранского договора 1921 года. Официального подтверждения эта информация не получила, но и опровергнута тоже не была: скользкую тему предпочли замолчать.

Но это было позже, а тогда слухи получили мощное подтверждение 5 декабря 1979 года, когда на страницах газеты «Правда» появилась передовица «Проявлять благоразумие и сдержанность».[13] Заголовок – маловразумительный, зато из сурово поданного материала вполне ясно вытекало: Москва не останется в стороне, если США предпримут какую-либо военную акцию против Ирана. Формально это было увязано с кризисом, возникшим из-за захвата американского посольства в Тегеране 4 ноября 1979 года. Трудно сказать, насколько реальна была возможность подобной интервенции, не было ли это частью операции дезинформации или пропагандистского прикрытия готовящегося вторжения в Афганистан, отвлечения внимания от планируемой акции. Хотя на тот момент отвлекать было не от чего: кремлевские старцы не приняли окончательного решения, ещё колебались, и на выходе могли оказаться самые разные варианты. Но можно не сомневаться, что в рамках текущего военного планирования различные варианты вторжения в Иран в советских штабах, несомненно, прорабатывались.

Впрочем, вторжение в Иран 5 апреля 1982 года частей советской 40-й армии, воевавшей в Афганистане, к этим планам явно отношения не имело. Операция под кодовым наименованием «Юг», планировавшаяся с марта 1982 года, никоим образом не должна была затронуть иранскую территорию. По данным разведки в некоем населённом пункте Рабати-Джали, что на самом стыке границ Афганистана, Ирана и Пакистана, была крупная база моджахедов, где находилась большая партия наркотиков. По агентурным сведениям, там также имелся и склад переносных зенитных ракетных комплексов (ПЗРК) «Стрела-2» египетского производства. Операцию готовили в полной тайне от афганских союзников.

План её выглядел так: сначала с аэродромов Кандагара удар наносят истребители-бомбардировщики Су-17, они же обозначают район высадки светящимися авиабомбами, затем вертолеты высаживают десант – два батальона, которые при поддержке батареи 120-мм минометов и довершают разгром базы. Силы для этой операции привлекли немалые: 79 советских вертолетов Ми-8 и Ми-6 (110 – по данным генерал-майора авиации А. Табунщикова), 38 самолётов. Истребительное прикрытие осуществлял полк МиГ-23, который действовал с аэродромов на советской территории – для сохранения секретности. Ради той же секретности приказали закрасить звезды и бортовые номера вертолетов.

Непосредственное командование операцией осуществлял заместитель командующего ВВС 40-й армии полковник Владимир Апрелкин, действия группировки с борта Ан-30 координировал генерал-майор авиации Анатолий Табунщиков. Вся эта армада должна была обеспечить десантирование двух батальонов и тяжелого вооружения – батареи 120-мм миномётов. Но, как водится, гладко было на бумаге, а в реальности произошла «навигационная ошибка». Хотя Су-17 сбросили бомбы в одном месте, но вертолётчики высадили десант – в другом. Никого не смутило, что в районе высадки неожиданно обнаружилась хорошая асфальтовая дорога, которой не было на карте, по которой спокойно катили явно мирные автобусы с пассажирами, ясно были видны линии деревянных телеграфных столбов, хотя в Афганистане их быть просто не могло. Опять же, никого отчего-то не удивило отсутствие на земле хоть каких-то следов запланированного авиаудара.

Десантников высадили, и они, как было запланировано, блокировали строение, вроде бы похожее на нужный объект, подвергли его массированному миномётному обстрелу, затем выдвинулась ударная группа, которая стала крушить всё подряд. Тут и выяснилось, что это не Афганистан, а Иран, и громят десантники не базу моджахедов, но иранский асфальтовый завод: оказалось, с высадкой десанта «промахнулись» то ли на 12, то ли на 20 километров. К счастью, в столь ранний час на заводе никого ещё не было, но погибли два охранявших его полицейских. Последовал приказ немедленно отходить с иранской территории. Надо отдать должное иранцам: на советское вторжение они отреагировали стремительно – МИД Ирана направило ноту протеста Советскому Союзу, когда десант ещё оперировал на иранской территории. Столь же оперативно отреагировали и иранские военные: с аэродрома Бендер-Аббас пришла пара иранских истребителей Phantom F-4, которая обстреляла стоявшие на земле вертолёты ракетами, правда, безуспешно, но затем появилась вторая пара «Фантомов», которые огнём уже своих шестиствольных пушек «Вулкан» успешно разнесли вдребезги один Ми-8 и повредили второй – его пришлось уничтожить. Затем к району вторжения подтянулся иранский мотопехотный батальон с танками и бронетранспортерами, но до боя не дошло – вертолётчикам удалось своевременно эвакуироваться с территории Ирана.

Но части десантников пришлось уходить самостоятельно, в пешем порядке – под иранским огнём. МиГ-23 прикрытия могли сбить иранские «Фантомы», но получили категорический приказ: огня не открывать. Конфликт замяли: СССР принес официальные извинения, семьям погибших полицейских советское правительство назначило пенсии, за разрушенное заплатили. Козлом отпущения назначили полковника Апрелкина, карьера которого на этом завершилась.[14]

Ещё одно вторжение, могущее иметь самые катастрофические последствия, не состоялось в 1981 году – в Польшу. Хорошо помню, как чуть ли не весь 1980 и 1981 годы прошли в жутковатой, сгущающейся атмосфере предстоящего вторжения в Польшу. Газеты и телевидение вещали о «нарастании угрозы контрреволюции» в ПНР, спецвыпуски в стиле «ТАСС уполномочен заявить» доводили до сведения советских обывателей «обеспокоенность» кремлевского руководства. Опять же, регулярно выступавшие у нас в школе (как и в других школах города) лекторы обкома и горкома «доверительно» сообщали, что «в Польше совсем нехорошо», но «без боя мы её не отдадим», а потому «всё будет как в 1968-м, как в Чехословакии», что «наверху» решение уже приняли – танки вот-вот войдут и «наведут порядок»…

Всё это совершенно не выглядело как шуточки, и телевизионные новости включали с неким замиранием сердца: уже вошли или пока ещё нет… Вот и рассекреченные документы Политбюро ЦК КПСС свидетельствуют, что в 1980 – 1981 гг. вопрос об интервенции в Польшу неоднократно обсуждался на заседаниях Политбюро ЦК КПСС.

Именно польский вопрос являлся для «кремлевских старцев» самым болезненным после афганского. Не случайно на заседании Политбюро 25 августа 1980 года было принято специальное постановление «К вопросу о положении в Польской Народной Республике» и создана специальная комиссия Политбюро по Польше – т. н. «комиссия Суслова», которой и поручили «внимательно следить за складывающейся в ПНР обстановкой и систематически информировать Политбюро о положении дел в ПНР и о возможных мерах с нашей стороны».[15] Ранее аналогичную комиссию Политбюро создавало по Афганистану, и кончилось это, как известно, вторжением в Афганистан.

Уже 28 августа 1980 года пресловутая «комиссия Суслова» в записке на имя Л. Брежнева поставила вопрос о немедленном приведении в полную боевую готовность и доукомплектовании до штатов военного времени четырех дивизий, трех танковых и одной мотострелковой, – для ввода в Польшу на усиление дислоцированной там советской Северной группы войск.[16] Показательна стенограмма заседания Политбюро 29 октября 1980 года, опубликованная Рудольфом Пихоя . Собственно, о вторжении речи там как бы и нет, поскольку, как красноречиво заметил министр обороны СССР маршал Дмитрий Устинов, «Северная группа войск у нас подготовлена и находится в полной боевой готовности». Министр иностранных дел Андрей Громыко тут же добавил, что «нам нельзя терять Польшу, Советский Союз в борьбе с гитлеровцами, освобождая Польшу, положил 600 тысяч своих солдат и офицеров, и мы не можем допустить контрреволюцию».[17]

Но к тому времени председатель КГБ СССР Юрий Андропов, сыгравший в 1979 году ключевую роль (вместе с маршалом Д. Устиновым) в продавливании решения о вторжении в Афганистан, уже крайне негативно относился к идее прямого использования советских войск в Польше. Осенью 1980 года Ю. Андропов, собрав в своем кабинете руководящий состав разведки, недвусмысленно заявил: отныне необходимо «исходить из того, что лимит наших интервенций за границей исчерпан».[18] Председатель КГБ, опираясь на огромный массив информации, прекрасно понимал, что «удвоения конфликта» – интервенции в Польшу с одновременным ведением войны в Афганистане, Советскому Союзу просто не сдюжить. Столь же четко Ю. Андропов знал, что если за «наведение порядка» на улицах польских городов возьмется Советская армия, то Войско Польское почти наверняка повернет оружие против неё.

К советским маршалам это понимание тоже пришло, хотя, по всей видимости, не сразу. Во всяком случае, 22 января 1981 года на заседании Политбюро министр обороны Д. Устинов, информируя об итогах визита в Польшу главнокомандующего войсками Организации Варшавского Договора маршала В. Куликова, сообщил, что «впечатление т. Куликова таково, что в Польше серьезного перелома нет. Нам нужно постоянно нажимать на польское руководство, постоянно его подпитывать». А потому, мол, мы и «намечаем в марте провести маневры в Польше. Мне кажется, что следует эти маневры несколько приподнять, то есть, иначе говоря, дать понять, что у нас силы наготове». [19]

Хотя, конечно, что толку бряцать оружием, не будучи готовым его применить? Толк, однако, видели в том, чтобы принудить польских «товарищей» самих принять карательные меры – ввести военное положение. Хотя, судя по доступным документам, иные советские военачальники (в том числе и маршал В. Куликов) вовсе не исключали того, что придется вывести на улицы польских городов и части Советской Армии. Но решения принимали не они. Как сообщает Р. Пихоя, 9 апреля 1981 года на заседании Политбюро ЦК КПСС Ю. Андропов и Д. Устинов доложили об итогах их тайной встречи с польским руководством (первым секретарем ЦК ПОРП С. Каней и генералом В. Ярузельским, министром обороны и, по совместительству, председателем Совета Министров ПНР). По словам Ю. Андропова, С. Каня признал, что «контрреволюция сильнее власти». Но касательно ввода советских войск оба польских руководителя «прямо сказали, что это совершенно невозможно, точно также нельзя вводить военное положение. Говорят, что их не поймут, и они будут бессильны что-либо сделать. Товарищи подчеркнули в беседе, что они наведут порядок своими силами».[20] Но, оказывается, даже «проект документа о введении военного положения с помощью наших товарищей подготовлен», и польским товарищам без затей сказали, что «надо эти документы подписать».

Д. Устинов так и сообщил: «О планах введения чрезвычайного положения Юрий Владимирович говорил хорошо. Мы сказали, что надо подписать план, составленный нашими товарищами». – Во как! План военного переворота, оказывается, уже давно разработан – «нашими товарищами», так что «польским товарищам» надо было всего лишь его подписать, но они, не осознавая своего счастья, отчего-то уперлись. «Мы говорим, – сообщал Ю. Андропов, – что никакого проведения через сейм не нужно, это документ, по которому вы будете действовать, когда будете вводить военное положение, а сейчас надо вам лично – т.т. Кане и Ярузельскому подписать с тем, чтобы мы знали, что вы с этим документом согласны».[21] Разумеется, ничего подписывать поляки не стали: чай, ещё не выжили из ума, самолично оформляя убойный компромат на самих себя, так ещё преподнося его советским «товарищам»!

Рудольф Пихоя утверждает, что «ни в одном протоколе Политбюро нет прямых сведений о подготовке возможного вторжения советских войск в Польшу. Об оказании давления на польское руководство, о настойчивых требованиях ввести военное положение – много, но о подготовке вторжения – нет ни одного документа».[22]

Мягко говоря, это не так: ещё со сталинских времён повелось, что сам порядок обсуждения в Политбюро вопросов столь «деликатных» не предусматривал их фиксирования в письменном виде! Если что и фиксировалось, то специфическим образом, отмечаясь характерной резолюцией: «решение – особая папка». Каковая собственно и не папка – это наименование грифа наивысшей секретности документа в СССР.

Если уж говорить чисто формально, то и о подготовке вторжения в Афганистан до самого последнего момента тоже не было ни одного внятного, четко сформулированного и однозначного документа: только доклады Д. Устинова о технической возможности таковой акции. В польском же случае это было просто излишним: советские войска не надо было вводить в Польшу (по крайней мере, их первый эшелон), поскольку они и так там уже находились – Северная группа войск. Другое дело, что находившихся в ПНР советских войск вряд ли хватило бы на полноценное обеспечение акции, и уж точно они не смогли бы подавить сопротивление польской армии, если бы она оказала сопротивление.

Зато рядом имелось несколько мощных группировок советских войск, у которых можно было «позаимствовать» недостающие дивизии – в ГДР, ЧССР, не говоря уже про Белорусский, Прикарпатский и примыкающий к нему Киевский военные округа. Вот только проблема была в том, что первоначально планируемых к вводу в Польшу 15 советских дивизий (в дополнение к силам Северной группы войск) было недостаточно для «решения вопроса» в случае сопротивления населения и, тем паче, польской армии. Еще две свои дивизии готово было выделить руководство ГДР и одну – ЧССР. Но генерал В. Ярузельский в разговоре с маршалом В. Куликовым в категорической форме заявил: «Только не немецкие войска!»[23]

Впрочем, эти дополнительные три дивизии никоим образом ничему способствовать и не могли: по самым минимальным оценкам в Польшу требовалось ввести (повторюсь, в дополнение к уже находившейся там советской группировке) не менее 30 дивизий – если не будет оказано сопротивление, а если оно будет – не менее 45 дивизий. Но где их было взять?!

Таких сил Советский Союз выделить был уже не в состоянии, все ресурсы неумолимо поглощала война в Афганистане, да ещё была необходимость держать огромную группировку на границах с Китаем и, разумеется, как Кремль мог ослабить ударный кулак для броска до Ла-Манша – Группу советских войск в Германии. Так что к концу 1981 года Политбюро, по всей видимости, окончательно решило отказаться от идеи интервенции в Польшу. На заседании Политбюро 29 октября 1981 года Андропов заявил: «Польские руководители поговаривают о военной помощи со стороны братских стран. Однако нам нужно твердо придерживаться своей линии – наши войска в Польшу не вводить». Выступивший затем маршал Д. Устинов его поддержал: «Вообще надо сказать, что наши войска вводить в Польшу нельзя. Они, поляки, не готовы принять наши войска».[24]

Во второй половине октября 1981 года на совещании у министра обороны (участвовали только первые заместители министра обороны и ещё несколько высших военачальников) начальник Генерального штаба ВС СССР маршал Николай Огарков представил план обеспечения коммуникаций Северной группы войск, исходя из принципиальной недопустимости её втягивания во внутрипольский конфликт. Однако главнокомандующий Объединенными Вооруженными силами государств – участников Варшавского договора – первый заместитель Министра обороны СССР маршал Виктор Куликов упорно настаивал на том, что интервенция в ПНР необходима. Более того, есть свидетельства, что связавшись с В. Ярузельским по линии закрытой связи 3 декабря 1981 года, маршал В. Куликов обговорил с ним детали этой акции, которая должна была состояться в ночь на 8 декабря 1981 года.[25]

Подкорректировав дату, это подтвердил и генерал-полковник Виктор Дубынин, последний командующий Северной группы войск, руководивший её выводом из Польши (с июня 1992 г. начальник Генерального штаба ВС РФ – первый заместитель министра обороны РФ, в октябре 1992 г. присвоено звание генерала армии, скончался от рака 22 ноября 1992 г.). В 1981 году В. Дубынин командовал 8-й гвардейской танковой дивизией, дислоцированной в Белорусском военном округе. В марте 1992 года генерал В. Дубынин одном из интервью сообщил, что все приготовления к вторжению в Польшу были завершены к концу ноября 1981 года, а сама операция должна была начаться в ночь на 14 декабря 1981 года.[26]

На заседании Политбюро ЦК КПСС 10 декабря 1981 года было доложено, что генерал В. Ярузельский вновь надеется «на помощь других стран, вплоть до введения вооруженных сил на территорию Польши». Он, сообщил Ю. Андропов, опять «ставит вопрос, хотя и непрямо, о военной помощи». После чего председатель КГБ дал резкую отповедь маршалу В. Куликову: «Если товарищ Куликов действительно сказал о вводе войск, то я считаю, он сделал это неправильно. Мы не можем рисковать. Мы не намерены вводить войска в Польшу. …Я не знаю, как будет дело обстоять с Польшей, но если даже Польша будет под властью «´Солидарности», то это будет одно. А если на Советский Союз обрушатся капиталистические страны, а у них уже есть соответствующая договоренность с различного рода экономическими и политическими санкциями, то для нас это будет очень тяжело. Мы должны проявлять заботу о нашей стране, об укреплении Советского Союза. Это наша главная линия».[27] «Никакого ввода войск в Польшу быть не может», – вторил ему Громыко.[28]  «Пусть сами польские товарищи определяют, какие действия им предпринимать. — подытожил Суслов. – Толкать их на какие-то более решительные действия нам не следует. <…> Если войска будут введены, то это будет означать катастрофу. Я думаю, у нас у всех здесь единодушное мнение, что ни о каком вводе войск речи быть не может».[29] На сем и порешили: пусть поляки вводят военное положение, но – сами, пусть выводят войска на улицы, но – свои, советские солдаты в этой операции участвовать не будут.

Заморские кампании

«Польская кампания» не состоялась, однако, наряду с войной в Афганистане, СССР продолжал принимать участие в целом ряде локальных конфликтов. Некоторые из них «по наследству» достались уже Российской Федерации. Советские, а затем уже российские военные участвовали в боевых действиях на территории Анголы: официально считается, что с ноября 1975 года по ноябрь 1992 года в этой операции приняли участие 10.985 советских (затем российских военнослужащих), из которых 54 человека погибли.[30]

Порядка 7 – 8 тысяч советских военнослужащих с 1976 по 1992 годы прошло через Мозамбик[31] (официально названа цифра в несколько раз меньшая – 1500 человек, называется и другая цифра – две тысячи человек)[32], из них погибло там, по разным оценкам, от 21 до 42 человек.[33]

С 1975 по 1991 годы советские военные принимали участие в боевых действиях на территории Эфиопии. Считается, что всего через эфиопский театр военных действий прошло 11.143 советских военнослужащих, из которых не менее 79 погибли.[34] Но, разумеется, все это было растянуто во времени: как несложно подсчитать, в среднем, через африканские кампании ежегодно проходило 1700 – 1800 советских военных.

В июне 1982 года израильские ВВС полностью уничтожили на востоке Ливана, в долине Бекаа, мощную сирийскую группировку сил и средств противовоздушной обороны: 19 зенитно-ракетных дивизионов армии Хафеза Асада, еще четыре вывели из строя.  Вместе с сирийским персоналом эти дивизионы обслуживали и советские офицеры – в сирийской армии тогда служило порядка тысячи советских военных специалистов.[35]

Куда более значительным оказался контингент, направленный в Сирию в рамках операции «Кавказ-2», продолжавшейся с января 1983 года по осень 1984 года. Формировать этот контингент начали в сентябре – октябре 1982 года на базе частей Московского округа ПВО. Но окончательное решение о его посылке на Ближний Восток было принято уже после смерти Генерального секретаря ЦК КПСС Л. Брежнева сменившим его Ю. Андроповым. В самом начале января 1983 года восьмитысячная советская группировка стала переправляться в Сирию морским путем из Николаева.[36] В составе группировки было два зенитно-ракетных полка, вооруженных зенитно-ракетными комплексами дальнего действия С-200ВЭ, ракетно-техническая база, вертолётные и наземные подразделения радиоэлектронной борьбы. 220-й зенитно-ракетный полк выгрузился в сирийском порту Тартус 10 января 1983 года, а в феврале 1983 года прибыл 231-й зенитно-ракетный полк.[37]

Но спустя год, после смерти Ю. Андропова, Кремль решил, что пребывание советских зенитных полков в Сирии утратило смысл, и к июлю 1984 года их вернули домой. За это время советские военные потеряли 15 человек погибшими и свыше 200 ранеными. Однако на этом советское военное присутствие в Сирии не завершилось: в 1985 году на сирийский аэродром Тифор (Эт-Тияс) перебазировался 30-й отдельный морской разведывательный полк ВМФ СССР, оснащенный самолетами Ту-16Р, которые стали вести воздушную разведку над акваторией Средиземного моря.[38]

Участие в «заморских» операциях продолжилось и после распада СССР. Про Анголу, Мозамбик и Эфиопию уже сказано. С апреля 1992 по 2003 год подразделения ВС РФ находились в составе сил миротворческой миссии ООН на территории бывшей Югославии: в Хорватии (отдельный парашютно-десантный батальон) и в Боснии и Герцеговине (отдельная воздушно-десантная бригада),[39] 22 российских военнослужащих погибли в ходе этой миссии.[40]  А в ночь на 12 июня 1999 года российский десантный батальон из состава международного миротворческого контингента в Боснии и Герцеговине совершил марш-бросок на Приштину с целью установления контроля над аэропортом «Слатина». Российский контингент находился в Косово до 2003 года[41], потеряв за это время 12 человек погибшими.[42]

В 1995 – 1996 годах российские военные вертолетчики в составе сил ООН вновь приняли участие в операции в Анголе.[43] С 2000 по 2005 годы российская группа в составе 114 военных авиаторов работала в Сьерра-Леоне.[44] В 2003 году Россия направила группу военнослужащих (40 человек) в состав миротворческой миссии ООН в Либерии,[45] в 2004 году российские военные участвовали в операции ООН по поддержанию мира в Бурунди.[46] В апреле 2006 года в составе миссии ООН в Судане была развернута российская авиагруппа[47]: 142 военнослужащих, восемь транспортно-боевых вертолетов Ми-8 МТВ и 21 единица автомобильной и специальной техники. В январе 2012 года российская авиагруппа выведена из Судана. С 2008 по 2010 годы российские военные вертолетчики (постоянно было задействовано около 100 человек летного и инженерно-технического состава, Совет Федерации РФ и указ президента РФ допускал применение в этой акции до 200 человек) в рамках операции Евросоюза в поддержку ООН находились в Чаде и ЦАР.[48]

С весны 2018 года в СМИ появлялись неподтвержденные данные, что российское военное присутствие в ЦАР возобновилось – уже вне рамок международных организаций. В январе 2019 года министр обороны ЦАР допустил, что в этой африканской стране может появиться российская военная база[49], и признал, что российские военные обучают местных военнослужащих. А в декабре 2020 года сообщалось о переброске в ЦАР нескольких сотен (до 300) российских военных «инструкторов», которые участвуют в боях против повстанцев.[50] В 2018 году сообщалось и о переброске нескольких десятков российских спецназовцев в Ливию  для поддержки сил Хафтара, и о развертывании двух военных баз – в Тобруке и Бенгази. Но официально это отрицалось, хотя военные вполне могли оперировать под видом наемников из ЧВК.[51]

В октябре 2019 года британская Times  сообщила, что в сентябре 2019 года в Мозамбик прибыл российский воинский контингент из 200 военнослужащих – спецназ и наемники пригожинской компании «ЧВК Вагнер». Утверждалось, что российские военные будут воевать вместе с правительственными войсками против боевиков-исламистов на границе с Танзанией.[52]

Особняком стоит нынешняя российская военная операция в Сирии, официально начатая 30 сентября 2015 года и продолжающаяся до сих пор. Разумеется, никакого отношения ни к защите «священных рубежей Отечества», ни даже к борьбе с терроризмом и террористами она не имеет, её задача – сохранение лояльного Кремлю диктаторского режима Башара Асада. Но собственно для Министерства обороны РФ одна из целей этой операции, быть может, вполне прагматична и цинична – использование сирийского театра военных действий в качестве испытательного полигона российского оружия.[53] Хотя, возможно, основная цель миссии – использовать гражданскую войну в Сирии для закрепления российского военного присутствия на Ближнем Востоке, удержания стратегического плацдарма в Средиземноморье. Интервенция это или нет? Формально, нет: российские войска ведь пришли по формальной же просьбе формально действующего правительства. Вот только у основной массы сирийского населения на этот счет может быть свое мнение, но кто же его спрашивает? Хотя потом, уже после падения Башара Асада (он же не вечный) Москве вполне может быть предъявлен счет и за операцию, которую назовут интервенцией. Как это и было в Афганистане…

Осколки империи или «внутренние интервенции»

17 – 20 декабря 1986 года подразделения Советской армии были использованы для подавления выступлений казахской молодежи в Алма-Ате и Караганде – то есть, уже на территории собственно СССР. После завершения вывода советских войск из Афганистана в феврале 1989 года армейские части стали постоянно привлекаться для исполнения полицейских и карательных функций внутри страны. В частности, 9 апреля 1989 года два армейских полка (ВДВ и мотострелковый) вместе с подразделениями МВД приняли участие в разгоне митинга в Тбилиси, жертвами той акции стали 19 гражданских лиц.[54]

20 января 1990 года подразделения Советской армии предприняли самый настоящий штурм Баку для подавления массовых выступлений населения. Тогда же армейские части стали использоваться и в Нагорном Карабахе.

11 – 13 января 1991 года части Советской армии были использованы в Вильнюсе против сторонников восстановления независимости Литвы. Во время Августовского путча 19 – 21 августа 1991 года подразделения Советской армии (а также КГБ и МВД) были введены и в Москву.

Распад Советского Союза привел и к частичному распаду Советской армии, отдельные части которой были «приватизированы» новыми республиками. Но основная часть осколков Советской армии на окраинах бывшего СССР попала под российскую юрисдикцию. И вот эти подразделения уже российской армии оказались вовлечены в целый ряд войн и военных конфликтов. Это было, безусловно, вмешательство во внутренние дела уже новых государств, но можно ли это было назвать интервенциями?

Вопрос сложный и спорный. Войска, дислоцированные ранее на своей территории, в одночасье вдруг оказались на положении зарубежных группировок, лишенные тыла, коммуникаций, возможности прямого сообщения с «метрополией», нередко во враждебном окружении. Более того, зачастую вокруг шли самые настоящие боевые действия, шансы же сохранить нейтралитет и уцелеть были невелики, нужно было продержаться до организации вывода войск в Россию или достижения политической договоренности, попытаться уберечь базы и склады с вооружением от разграбления.

Где-то к моменту распада СССР части бывшей Советской, а ныне как бы российской армии уже были вовлечены в конфликты, полученные «по наследству», например, в Нагорном Карабахе и Южной Осетии. В каких-то регионах участие в боевых действиях просто было условием выживания, поскольку пассивный нейтралитет означал бы физическое истребление. В ряде случаев боевые операции предпринимались в соответствии с соглашениями Москвы с правительствами новых государств, другое дело, насколько законны были сами эти правительства – как, например, в Таджикистане или Грузии. В других случаях российские войска оказывали боевое содействие силам явно нелегитимным, но зато промосковской ориентации.

Так, до 1994 года отдельные части российских войск в той или иной форме вынуждены были принимать участие в боевых действиях в Нагорном Карабахе (чаще всего на стороне Азербайджана). В 1992 году российские военнослужащие в той или иной форме участвовали в боевых действиях против грузинских формирований в Южной Осетии, а в июле 1992 года в зону конфликта был введен российский батальон – в качестве части миротворческого контингента. В июне 1992 года дислоцированные в Приднестровье части российской 14-й армии под командованием генерала Александра Лебедя нанесли удар по вооруженным формированиям Молдовы, что, по сути, и решило исход конфликта в пользу непризнанной Приднестровской Молдавской Республики (ПМР). С марта по август 1992 года потери российских военнослужащих в Приднестровье составили 24 человека погибшими, умершими от ран и болезней.[55]

После распада СССР дислоцированная на территории Таджикистана 201-я мотострелковая дивизия (мсд) вошла в состав Вооруженных сил России, части Среднеазиатского пограничного округа Пограничных войск бывшего КГБ СССР, охранявшие ранее советско-афганскую границу, также перешли под юрисдикцию России. С 1992 по 1997 годы российские военнослужащие 201-й мсд и, отчасти, пограничники принимали участие в гражданской войне в Таджикистане на стороне официально признанного правительства Рахмона Набиева, а затем Эмомали Рахмонова. За время гражданской войны потери российских войск и пограничников составили 302 человек убитыми.[56]

С 1992 по 1993 годы российские войска, дислоцированные на территории бывшей Грузинской ССР, оказались вовлеченными в Грузино-абхазскую войну. С относительной долей уверенности можно говорить, что в этих боевых действиях участвовала российская штурмовая и истребительная авиация, артиллерия, части ВМФ, подразделения ПВО и, вероятно, спецподразделения, хотя последнее недоказуемо. Но уж точно можно усомниться, что авиационную и артиллерийскую поддержку абхазских формирований российские военные оказывали по своей личной инициативе – бесконтрольно, без санкции или прямого приказа Москвы.

По разным оценкам, всего в 1992 – 1994 гг. в боевых действиях против грузинских формирований на территории Абхазии участвовало до 1800 военнослужащих российской армии, потери которых убитыми составили 73 человека.[57] В сентябре 1993 года корабли российского Черноморского флота участвовали в эвакуации грузинских формирований и жителей из Сухуми. 4 ноября 1993 года российские морские пехотинцы высадились в Поти и, по просьбе Эдуарда Шеварднадзе, провели короткую боевую операцию против звиадистов в Западной Грузии.[58] 30 ноября 1993 года российские морские пехотинцы покинули Поти.[59]

Отдельной строкой проходит использование ВС РФ в качестве карательно-полицейского инструмента внутри собственно России. В конце октября 1992 года осетинские власти спровоцировали кровавый конфликт в Пригородном районе Северной Осетии, населенном в основном ингушами. 31 октября 1992 года в конфликте приняли участие армейские подразделения, вместе с частями внутренних войск МВД действовавшие фактически на стороне осетинских формирований. Всего было задействовано не менее 12,5 тысяч солдат российской армии и внутренних войск. В ходе боевых действий погибли 27 военнослужащих[60] (по другим данным, погибло 66 военнослужащих[61])и около 600 гражданских лиц, подавляющей частью ингушей. Около 300 человек (тоже большей частью ингушей) пропали без вести. Итогом этой военной операции стало изгнание свыше 60 тысяч ингушей из их родных домов.[62]

В следующий раз армия - в качестве карательно-полицейского инструмента - использовалась уже в Москве – во время событий 3 – 4 октября 1993 года.

С 11 декабря 1994 года по 31 августа 1996 года российская армия воевала в Чечне. Участники этой войны с чеченской стороны трактуют её как войну за независимость и отражение российской агрессии, официальная же Москва именует этот кровавый конфликт «операцией по восстановлению конституционного порядка», иногда – операцией по «восстановлению территориальной целостности Российской Федерации». Российская группировка, насчитывавшая временами свыше 70 тысяч человек (согласно официальным данным), только убитыми потеряла (опять же, официально) порядка шести тысяч человек (точнее, 5552)[63], число  раненых военнослужащих – около 18 тысяч человек, всего санитарные потери официально составили 51.387 человек.[64] Однако по неофициальным данным реальные потери российских войск в Чечне за 21 месяц ведения боевых действий превысили потери советских войск за девять лет войны в Афганистане: по оценке Комитета солдатских матерей погибло не менее 14 тысяч солдат и офицеров ВС РФ и различных структур и формирований МВД и ФСК/ФСБ.[65]

С 7 августа 1999 года продолжается т. н. вторая чеченская кампания, начавшаяся с боевых действий в Дагестане. Впрочем, формально она завершена 16 апреля 2009 года, когда был отменен режим Контртеррористической операции (КТО) – так эту войну официально именовали в Кремле. Это самая масштабная боевая акция ВС РФ после краха СССР: в ней было задействовано свыше 100 тысяч военнослужащих. Официально войска и части МВД потеряли в ходе этой войны свыше семи тысяч человек убитыми[66], по данным правозащитных организаций в ходе этой кампании погибло порядка 25 тысяч мирных жителей.[67] Сколько погибло боевиков достоверно установить невозможно.

Боевые действия 2008 года в Южной Осетии начались в ночь на 8 августа. Согласно грузинской трактовке, в ночь на 8 августа 2008 года юго-осетинские формирования обстреляли прилегающие к Цхинвали села, а через Рокский тоннель двинулись российские войска. Однако факты говорят о том, что первоначальные действия грузинских войск были слишком хорошо спланированы, подготовлены и организованы, чтобы счесть их лишь «ответом»: боевые действия начались мощной атакой грузинских войск на Цхинвали. И буквально в первые же минуты войны грузинское военное командование уже объявило, что цель операции – «восстановление конституционного порядка» во всем Цхинвальском регионе[68], а госминистр Грузии по реинтеграции Темур Якобашвили  – что «в Тбилиси хотят лишь поставить точку на криминальном режиме».[69]

Так что «первым начал», похоже, господин Саакашвили, не просчитавший реальных последствий этой операции. По всей видимости, ставка делалась на внезапность и скоротечность операции, которая должна была поставить российское руководство перед уже свершившимся фактом занятия Цхинвали. Однако для российского военного командования эти замыслы вряд ли были  секретом, к действиям против грузинских войск они явно оказались готовы. Очень даже вероятно, что таков и был изначальный замысел всей операции: грузинская сторона начинает первой, тем самым создавая предлог для ввода в действие российских войск.

Но если это и была умело подстроенная ловушка,  это не отменяет факта, что М. Саакашвили охотно в неё ломанулся. Считать ли войну в собственно Южной Осетии российской интервенцией, вопрос спорный. По крайней мере, начальный период боевых действий в Южной Осетии вряд ли подпадает под это определение. А вот действия, предпринятые российскими войсками с абхазского плацдарма – захват Кодорского ущелья, а также городов Сенаки, Поти и Зугдиди в Западной Грузии, равно как и действия на море, безусловно, подпадают под определения вторжения или интервенции. По всей видимости, эта часть операции готовилась, по меньшей мере, с апреля 2008 года – именно тогда дополнительные подразделения российских десантников стали перебрасывать в Абхазию. Однако в любом случае подобные действия диктует сама логика войны: наивно было рассчитывать, что одна из сторон конфликта не воспользуется удобной возможностью нанести такой удар. В свое время автор пытался разобраться в загадках этой войны. По моему глубокому убеждению, война совершенно явно готовилась обеими сторонами конфликта (имею в виду Москву и Тбилиси, поскольку Сухуми и Цхинвали воспринимать всерьез смысла просто нет), по крайней мере, с весны 2008 года. Быть может, готовиться начали много раньше, но с апреля 2008 года курс на войну взяли и Москва, и Тбилиси. Именно тогда «независимые военные эксперты вдруг в унисон заговорили, что грузинская армия сильна как никогда, а в воздухе над Абхазией и её побережьем разразилась «война дронов». Дроны были грузинские, но сбивали их вовсе не абхазские зенитчики, у которых таких возможностей не было и быть не могло. К середине мая 2008 года счет сбитых грузинских дронов дошел до семи. Но ведь не секрет, что столь интенсивно разведывательные дроны запускают для рекогносцировки перед наступлением. Или – для отвлечения внимания от другого, основного участка будущей операции? С апреля до начала августа 2008 года зона будущих боевых действий неуклонно наполнялась войсками – с обеих сторон. Кто-то хотел сыграть на опережение, а кто-то, видимо, рассчитывал сначала заманить оппонента в ловушку, нанести ему непоправимые потери, затем решить вопрос, избежав клейма агрессора. По крайней мере, так полагал автор этих строк, когда делал свое исследование этой войны.[70]

Но самой масштабной и «громкой» операцией российских войск в последние годы стал захват Крыма с последующим развязыванием войны на востоке Украины. 27 февраля 2014 года российские войска – «вежливые люди» в форме без знаков различия – предприняли активную фазу операции по захвату Крыма, завершив её к 3 марта. Согласно ряду данных, скрытая часть операции началась не позже 20 февраля 2014 года (то есть, когда В. Янукович ещё был действующим и признанным президентом Украины и исполнял свои обязанности в Киеве), о чем косвенно свидетельствует датировка, выбитая на реверсе ведомственной медали Министерства обороны РФ «За возвращение Крыма»: 20.02.14 – 18.03.14. [71]

А в апреле 2014 года боевые действия начались на востоке Украины – на территории Донецкой и Луганской областей. Совершенно очевидно, что без действенной помощи, а то и прямого непосредственного участия российских военнослужащих пропутинские боевики-сепаратисты не смогли бы успешно противостоять армии Украины, подразделениям Национальной гвардии, спецподразделениям СБУ и МВД Украины. Но детально раскрывать эту тему в данном материале автор не будет, отсылая желающих к одному из своих ранних материалов.[72]

В заключение можно констатировать, что развал Советского Союза лишь весьма относительно изменил военную политику «нового» Кремля. Африканские и прочие заморские «глупости», замешанные на чисто идеологической мотивации (противостояние «мировому империализму»), сменились военной активностью, основанной якобы на «прагматизме» – попытке получить доступ к природным ресурсам (алмазы, уран, нефть и пр.). Прагматизм там просматривается лишь в действиях вполне конкретных физических лиц из ближнего круга – «друзей царя», использующих военные ресурсы и возможности государства исключительно для распила государственного бюджета и набивания своего кармана. Но в военной политике советского государства, даже в его вторжениях и интервенциях, хотя бы можно усмотреть какие-то элементы государственной политики, пусть даже имперской. Военные же акции современного Российского государства (помимо внутренних, чисто карательных или имевших цель сохранить территориальную целостность) зачастую представляют откровенные и бессмысленные в перспективе авантюры. Каковыми, например, автор полагает сирийскую «экспедицию» Путина, вмешательство в ливийскую войну и в гражданскую войну в ЦАР. Хотя, безусловно, самой жуткой авантюрой надо считать всё, что Кремль с февраля 2014 года предпринял против Украины – с целью удержания её в российской орбите. С точки зрения автора все эти войны (а в данный момент российские военные прямо задействованы, как минимум, в четырех военных конфликтах за пределами России), ведутся вовсе не ради реальных национальных интересов страны, по сути, истощая её ресурсы и подрывая и без того низко павший международный авторитет.

Использованные источники и литература:

Аллан П., Клей Д. Афганский капкан. Правда о советском вторжении. М., 1999.

Буковский В. Московский процесс. М., 1996.

Войны и вооруженные конфликты второй половины ХХ века. Под ред Б. В. Громова. М., 2003.

Грибков А. И. Судьба Варшавского договора. М., 1998.

Грибков А. И. «Доктрина Брежнева» и польский кризис начала 80-х годов // Военно-исторический журнал, 1992, № 1.

Громов Б. Ограниченный контингент. М., 1994.

Джонс Сет Дж. На кладбище империй. Война США в Афганистане. М., 2013.

Дроговоз И. Необъявленные войны СССР. Минск, 2004.

Дроздов Ю., Курилов В. Операция Шторм-333. М., 1999.

Кирпиченко В. Разведка: лица и личности. М., 1998.

Коломнин С. Русский спецназ в Африке. М., 2005.

Красковский В. М. На службе неповторимой Отчизне: воспоминания. СПб., 2007.

Лавренев С. Я., Попов И. М. Советский Союз в локальных войнах и конфликтах. М., 2003.

Леонов Н. С. Лихолетье. М., 1994.

Макаров В. В. Генеральный штаб накануне грядущих перемен. М., 2004.

Маначинский А. Ближний Восток: никогда не прекращающаяся война. Ретроспектива (1982 – 2006). Пушкино, 2014.

Окороков А. В. Секретные войны Советского Союза. Первая полная энциклопедия. М., 2008.

Окороков А. В. Тайные войны СССР. Советские военспецы в локальных конфликтах ХХ века. М., 2012.

Пихоя Р. Записки археографа. М., 2016.

Россия (СССР) в локальных войнах и вооруженных конфликтах второй половины ХХ века. Под ред. В. Золотарева. М., 2000.

Россия и СССР в войнах ХХ века. Потери Вооруженных сил. Статистическое исследование. М., 2001.

Танки августа. Под ред. М. С. Барабанова. М., 2009.

Цыганок А. Д. Война на Кавказе 2008: русский взгляд. Грузино – осетинская война 8 – 13 августа 2008 года. М., 2011.

Яшкин Г. Под жарким солнцем Сирии // Военно-исторический журнал, 1998, № 4.

40-летие начала вооруженной борьбы ангольского народа за национальную независимость и советско-ангольское военно-политическое сотрудничество. Материалы научно-практической конференции (Москва, 29 марта 2001 года). М., 2002.


[1] Полковник КГБ Яков Семенов: «Как я брал дворец в Кабуле» // Полит.ру, 31 марта 2011, http://polit.ru/article/2011/03/31/semenov/ ; Дроздов Ю., Курилов В. Операция Шторм-333. М., 1999, с. 265.

[2]  Громов Б. Ограниченный контингент. М., 1994, с. 50.

[3]  Там же, с. 51.

[4]  Там же, с. 29.

[5]  Там же, с. 30.

[6] Там же, с. 29 — 30.

[7]  Аллан П., Клей Д. Афганский капкан. Правда о советском вторжении. М., 1999, с. 114.

[8]  Дроздов Ю., Курилов В. Операция Шторм-333. М., 1999, с. 82.

[9]  Кирпиченко В. Разведка: лица и личности. М., 1998, с. 349.

[10]  Макаров В. В Генеральном штабе накануне грядущих перемен. М., 2004, с. 443.

[11] См.: Джонс Сет Дж. На кладбище империй. Война США в Афганистане. М., 2013.

[13]  Правда, 1979, 5 декабря.

[14] Налет на асфальтовый завод. Как советские войска по ошибке вторглись в Иран // Совершенно секретно, 2017, № 4; https://heroesofrussia.ru/kak-sssr-chut-ne-nachal-vojjnu-s-iranom/ ; Советское вторжение в Иран в апреле 1982 года //журнал «Братишка», 2011, № 5.

[15]  Цит. по: Пихоя Р. Записки археографа. М., 2016. Цитируется по электронной версии.

[16]  Граевский А. Польский август 1980 года глазами КГБ // журнал «Новая Польша», 2020, 4 декабря // https://www.novayapolsha.pl/article/polskii-avgust-1980-goda-glazami-kgb/

[17]  Пихоя Р. Указ. соч.

[18]  Леонов Н. С. Лихолетье.М., 1994, с. 212.

[19]  Цит. по: Пихоя Р. Указ. соч.

[20] Там же.

[21]  Буковский  В. Московский процесс. М, 1996, с. 399.

[22] Пихоя Р. Указ. соч.

[23]  Лавренов С. Я., Попов И. М. Советский Союз в локальных войнах и конфликтах. М., 2003, с. 400.

[24]  Цит. по: Пихоя Р. Указ. соч.

[25]  Лавренов С. Я., Попов И. М. Указ. соч., с. 403.

[26] Там же.

[27] Буковский В. Указ. соч., с.409.

[28] Там же, с. 410.

[29] Там же, сс. 411 – 412.

[30] Россия (СССР) в локальных войнах и вооруженных конфликтах второй половины ХХ века. Под ред. В. Золотарева. М., 2000, с. 104.

[31] Подсчитано автором по материалам статьи:  Коломнин С. Забытые ветераны Африки и порванные бумажки // Независимое военное обозрение, 2011, 28 октября // https://nvo.ng.ru/wars/2011-10-28/1_africa.html

[32] Трофимов А. По праву братства: пять африканских стран, в которых служили советские военные // https://histrf.ru/biblioteka/b/po-pravu-bratstva-piat-afrikanskikh-stran-v-kotorykh-sluzhili-sovietskiie-voiennyie

[34] Война в Эфиопии // Коммерсант, 2001, 4 мая //https://www.kommersant.ru/doc/256313

[35] Воронов В. Сирийский рок // Радио Свобода, 2016, 4 октября // https://www.svoboda.org/a/28029586.html

[36]  Красковский В. М. На службе неповторимой Отчизне: воспоминания. СПб., 2007 электронная версия http://militera.lib.ru/memo/russian/kraskovsky_vm/04.html

[37]  Окороков А. В. Тайные войны СССР. Советские военспецы в локальных конфликтах ХХ века. М., 2012, сс. 102 – 105.

[38]  Широкорад А. Б. Российские военные базы за рубежом. XVIII-XXI вв. М., 2013, с. 173.

[39] Окунев Д. Первая совместная операция с США: что делали российские миротворцы в Боснии // Газета.ru, 2021, 12 января // https://www.gazeta.ru/science/2021/01/11_a_13432394.shtml

[44] Как Россия участвовала в миротворческих операциях ООН // Коммерсант, 2006, 25 августа // https://www.kommersant.ru/doc/700234

[45]  Там же.

[46]  Там же.

[48] Совет федерации согласился помочь Чаду военными //Коммерсант, 2008, 26 августа // https://www.kommersant.ru/doc/1016447 ; https://tass.ru/info/9959301

[53] Воронов В. Война на продажу // Радио Свобода, 2017, 1 марта // https://www.svoboda.org/a/28341611.html

[54]  Заключение Комиссии Съезда народных депутатов СССР по расследованию событий, имевших место в г. Тбилиси 9 апреля 1989 года // http://sobchak.org/rus/docs/zakluchenie.htm

[55]  Россия и СССР в войнах ХХ века. Потери Вооруженных сил. Статистическое исследование. М., 2001, с.557.

[56]  Там же, с. 565.

[57]  Там же, с. 561.

[58] Алексеев В., Прокопенко С. Флот возвращается в Поти // Красная звезда, 1993, 6 ноября; Алексеев В., Прокопенко С. Корабли опергруппы ЧФ покидают Поти // Красная звезда, 1993, 18 ноября; Пасякин В. Соглашение подписано. Порт и город Поти взяты под охрану черноморцами // Красная звезда, 1993, 10 ноября; Васюков В. Опыт и практика использования сил ЧФ в миротворческих операциях // Морской сборник, 2001, №5; Тесемникова Е. Как россияне спасали Шеварднадзе // Независимая газета, 2000, 21 января // https://www.ng.ru/cis/2000-01-25/5_savers.html ; Розин А. Участие Черноморского флота в разрешении конфронтации Грузии и Абхазии

[60]  Россия и СССР в войнах ХХ века, с. 567.

[63] Россия и СССР в войнах ХХ века, с. 583.

[64] Там же, с. 584.

[65]  Солдатские матери проголосуют за мир // Независимая газета, 2000, 23 марта. // https://www.ng.ru/events/2000-03-23/2_vote.html

[66]  Итоги контртеррористической операции в Чечне. // Коммерсант, 2009, 17 апреля //https://www.kommersant.ru/doc/1156661 ; Официальные цифры // Взгляд, 2010, 10 июня // https://vz.ru/society/2010/6/10/409527.html

[67] Amnesty International report «What justice for Chechnya's disappeared?», 2007, May 23// https://web.archive.org/web/20080223150109/http://www.jamestown.org/chechnya_weekly/article.php?articleid=2373419 

[68]  Интерфакс, 2008. 8 августа, 00:50 // https://www.interfax.ru/russia/25690

[70] Воронов В. Вид с моста //Совершенно секретно, 2009, № 8 // https://www.sovsekretno.ru/articles/vid-s-mosta/

[72] Воронов В. Крым и Кремль: от плана «А» к плану «Б». Реконструкция событий на востоке Украины и их подоплека  // Радио Свобода, 2015, 15 марта // https://www.svoboda.org/a/26899899.html 

Print version
EMAIL
previous СНГ ПРЕВРАТИЛОСЬ В ПЕРЕГОВОРНУЮ ПЛОЩАДКУ, НО РЕШЕНИЯ ПРИНИМАЮТСЯ НА ДРУГИХ УРОВНЯХ |
Роман Темников
ИСПОВЕДЬ МАРШАЛА |
Марян Бруновски
next
ARCHIVE
2021  1 2 3 4
2020  1 2 3 4
2019  1 2 3 4
2018  1 2 3 4
2017  1 2 3 4
2016  1 2 3 4
2015  1 2 3 4
2014  1 2 3 4
2013  1 2 3 4
2012  1 2 3 4
2011  1 2 3 4
2010  1 2 3 4
2009  1 2 3 4
2008  1 2 3 4
2007  1 2 3 4
2006  1 2 3 4
2005  1 2 3 4
2004  1 2 3 4
2003  1 2 3 4
2002  1 2 3 4
2001  1 2 3 4

SEARCH

mail
www.jota.cz
RSS
  © 2008-2024
Russkii Vopros
Created by b23
Valid XHTML 1.0 Transitional
Valid CSS 3.0
MORE Russkii Vopros

About us
For authors
UPDATES

Sign up to stay informed.Get on the mailing list.