ISSUE 1-2001
INTERVIEW
Александр Куранов Петр Вагнер
STUDIES
Димитрий Белошевский Виталий Моев
RUSSIA AND ...
Элла Задорожнюк Karel Stindl
OUR ANALYSES
Александр Иванов Владимир Воронов Елена Киселева Татьяна Волокитина  & Галина Мурашко
REVIEW
Роман Майоров
APROPOS
Давид Штяглавски Игорь Некрасов


Disclaimer: The views and opinions expressed in the articles and/or discussions are those of the respective authors and do not necessarily reflect the official views or positions of the publisher.

TOPlist
STUDIES
ДЕСЯТЬ ЛЕТ НОВОЙ РОССИИ. НАБРОСКИ К ТЕМЕ
By Димитрий Белошевский | журналист, газета Господаржске новины, Чешская Республика | Issue 1, 2001

    Последние годы правления Михаила Горбачева представляли собой отчаянную попытку реанимации советской системы. Горбачев тщетно пытался доказать, вслед за Юрием Андроповым, что советскую систему, лишенную изжившей себя идеологии, скорумпированную и неспособную удовлетворить население материальными благами, можно спасти.
    Перестройка, „новое мышление“ и гласность в замыслах Горбачева должны были стать главными стимулами и в то же время инструментами возрождения СССР. Невзирая на качественные различия советских вождей, типа Леонида Брежнева и Константина Черненко, с одной стороны, и Андропова и Горбачева, с другой стороны, план спасения системы реализовать не удалось. Быть может, парадокс заключался еще и в том, что Горбачев не был готов „поступиться принципами“, как в начале перестройки одиозная Нина Андреева.
    Даже после возвращения из „заточения“ на Форосе в августе 1991 г. Горбачев не был готов отказаться от „приверженности ленинскому пути“, хотя большинство советского общества, осуждающего действия путчистов, ждало от него именно этого шага. Горбачева подвела „принципиальность“.
    Наступило время Бориса Ельцина. Номенклатурный ветеран Ельцин, выполнявший в политических сражениях Горбачева с неосталинистским большинством Верховного Совета незавидную роль „мальчика для битья“, (достаточно вспоминить 19-ю партконференцию в 1989 г.) по понятным причинам Горбачева не любил. „Ошибка“ или „неспособность тактизировать“, проявленная президентом СССР М. С. Горбачевым в августе 1991, позволила президенту Российской федерации Б. Н. Ельцину захватить инициативу.
    От Беловежских соглашений, подписанных „вождями трех славянских республик“, вследствие которых СССР перестал существовать, Горбачев был отставлен и, таким образом, человек, столь часто любивший повторять словосочетание „процесс пошел“, был ... лишен возможности влиять на этот процесс.
    Распад СССР стал началом новой России и началом суверенитета постсоветских стран. Исключительность России состоит в том, что она немедленно провозгласила себя наследницей СССР со всеми вытекающими из этого последствиями.

Царь Борис, коммунист и антикоммунист

    В 1991 г. Ельцин одним из первых отбросил партийный билет, хотя принадлежал к партийной номенклатуре среднего и высшего ранга на протяжении тридцати лет. Теоретическая „неподготовленность“ будущего первого президента России проявилась еще в восьмидесятые годы в его популистских призывах к ликвидации спецразпределителей и уравниловки. Популизм подобных лозунгов соседствовал в ельцинских выступлениях с явным непониманием того, что же в действительности должно было стать в новой России альтернативой изжившего себя социализма.
     Ельцин в начале своего правления соединял два исконно русских типа вождя. Невероятная популярность, завоеванная им в августе 1991 г., позволяла ему выступать в роли если не единственного, то, во всяком случае, главного „защитника“ демократии и пока еще не реализованных экономических реформ новой России. К сожалению, именно в этой роли его стал видеть также Запад, легко заменивший недавнюю „горбиманию“ новой и не менее наивной, а кое в чем даже более опасной, „ельциноманией“. Нагнетание конфликта между президентом и оппозиционным Верховным Советом позволило Ельцину, в свою очередь, безнаказанно попирать неокрепшую российскую демократию и способствовать все более углубляющейся поляризации общества.
     Апогеем конфликта между ельцинской властью и оппозицией стали кровавые события 3-4 октября 1993 г. Полнейшее нарушение демократии „во имя спасения демократии“ вызвало шквальное падение популярности Бориса Ельцина. На короткое время ее смогла повысить лишь истеричная предвыборная кампания, с помощью которой Ельцин в 1996 г. вновь мог стать президентом России.
     Антикоммунистическая риторика Бориса Ельцина достигла абсолютной вершины перед парламентскими выборами в 1995 года и накануне президентских выборов годом позже.
     Кстати, запрета деятельности КПРФ не раз требовал и один из ключевых лидеров ныне здравствующего Союза правых сил, „отец российских реформ“ Егор Гайдар, бывший в свое время редактором журнала „Коммунист“. Парадоксально, что ни Ельцин, ни Гайдар как бы не замечали, что именно призывы к запрету коммунистов вызывали „сочувствие к преследуемым“ даже у тех, кто был весьма далек от идей компартии, дряхлеющей не только по возрастному принципу, но и по возрастающей беспомощности. Недаром в создании „демократуры“, то есть уродливого гибрида псевдодемократии и диктатуры, обвиняли режим Ельцина не только представители левых политических сил, но не редко и представители других политических течений, в том числе и ярко прозападных.
     Если учитывать тот факт, что лишь в парламентских выборах 1999 года российские коммунисты потеряли наконец - не в количественном, а именно в качественном смысле - решающий перевес в Государственной Думе, можно высказать предположение, что Ельцину они нужны были на протяжении его правления исключительно лишь для его непрерывной политической игры, в которой он то приближал к себе, то прогонял от себя реформаторов типа Гайдара, Анатолия Чубайса, Бориса Немцова и прочих.
     Реформатор Гайдар был всего лишь „и. о.“ премьера (в 1992 г.) на протяжении нескольких месяцев, в то время как „номенклатурный тяжеловес“ и „зубр“ Виктор Черномырдин был на посту председателя российского правительства целых 6 лет. Непоследовательность поступков Ельцина и половинчатость его политических решений, но, прежде всего, его все возрастающая зависимость от „внешних“ факторов, привела к тому, что на первом этапе гайдаровская шоковая терапия превратилась в „шок без терапии“. Это, в свою очередь, вызвало катастрофическое падение рейтинга Егора Гайдара и позволило Ельцину сделать из слишком образованного и в области экономики полностью „антипопулистического“ политика своего „мальчика для битья“. Кстати, таким же „мальчиком для битья“ становился нередко сам Ельцин для своего предшественника - Михаила Горбачева в конце 80-х годов. Такая двойственность характерна для отношений Ельцина не только с Гайдаром, но и с другими представителями русской демократии и либерализма, например, Анатолием Чубайсом и Борисом Немцовым.
     Гайдар сам слишком переоценивал свои возможности. По расчетам экспертов созданная им в 1993 г. партия „Выбор России“ (прозванная в свое время в народе и в научных кругах слегка презрительно, но не без некоторых симпатий, „Выброс“) должна была в парламентских выборах 1993 года одержать если не полную победу, то, по крайней мере, значительно выдвинуться вперед. Успех никому неизвестной, непонятной и, в то же время, агрессивной Либерально демократической партии России (ЛДПР) Владимира Жириновского вызвал опасения, если не шок, не только в самой России, но и на Западе, который внимательно следил за развитием событий в стране. Появление высокообразованного и, в то же время, вульгарно популистического, нередко грубого, трикстера (мифилогический термин, обозначающий полностью аморального древнегерманского бога Локки, стоящего вне рамок добра и зла, характеризует Жириновского как нельзя лучше) было вызвано политической необходимостью. Президент России, обвиняемый в неоимперских устремлениях, не мог в открытую отказывать Западу в его требованиях и претензиях, подкрепляемых достаточно щедрой, хотя и не безкорыстной, поддержкой экономических и политических реформ. „Локки“-Жириновский такой возможностью обладал и пользовался ею с завидным успехом. Всякий раз, когда Жириновскому удавалось высказать резко антизападную позицию, типа „не трожьте Россию, ибо она будет все равно защищаться, так как она свехдержава, хотя временно и на больничном бюллетене“, официальная власть России могла, хотя бы слегка, повысить свой голос и требования в отношении Запада, ведь с точки зрения Запада любое высказывание Ельцина и его команды было более приемлимо, чем ярко выраженные конфрантационные выпады Жириновского. Именно Жириновский, таким образом, помогал Кремлю, даже в неблагоприятных условиях явно неравноправного диалога с Западом, расширять пространство для маневрирования.
     Хотя Жириновский и называл себя ярым антикоммунистом, требования его „либеральных демократов“ не слишком отличались (прежде всего, в области внешней политики) от политических постулатов коммунистов Геннадия Зюганова. Коммунисты просто перестали быть подходящим и достаточно эффективным рупором защиты России от давления извне.

Мимикризация номенклатуры

   Крупнейший российский эксперт по теории элит Ольга Крыштановская в досье „Элита и ее символы“1 убедительно показывает, что „Россия - самый крупный заповедник коммунистической номенклатуры среди бывших соцстран“.
    Революционные события 1991 года, когда вроде бы сменился государственный строй и была распущена КППС, особого ущерба советской партийно-государственной элите не нанесли. Смена власти в 1991 г. привела к тому, что 3-5% „закаленных бойцов“ номенклатуры вышло на заслуженную пенсию, от 4 до 6 % ушли в бизнес. Таким образом, потери были не больше, чем при „естественной“ ротации кадров.
    К середине 90-х годов советская номенклатура заняла уже все командные высоты в стране. Даже в высшем руководстве страны и в правительстве доля „чужаков“, не прошедших строгий отбор КПСС, была весьма мала - всего лишь 25%. Региональные элиты могли похвастаться всего лишь 17% „новых“. В парламенте и среди лидеров политических партий (в том числе и правых, то есть антикоммунистических) было около 40 % людей, не побывавших на высших уровнях КПСС. Лишь в большом бизнесе люди без номенклатурного прошлого составляли около 60%. Особо следует отметить, что 91,6% от общей суммы представителей российской элиты „успели побывать в КПСС хотя бы рядовыми членами партии“.
    Согласно Крыштановской, к 2000 году ситуация во властных структурах осталась примерно такой же, началась лишь активная смена поколений. После ухода Ельцина на второй план стали уходить люди, успевшие во времена СССР „порулить“ министерством или регионом. На первый же план вышли их молодые заместители и фавориты.
    С приходом Путина ситуация радикально извменилась. Во-первых, ослабела позия КПРФ и ее способность влиять на развитие политических событий. Причиной стал не только раскол в ее рядах, начало которого ознаменовало создание крикливого, но несостоятельного союза „красно-коричневых“ в половине 90-х гг., но и тот факт, что часть коммунистов и ныне полагает, что перейдя на позиции более близкие социал-демократии и избавившись от одиозного прилагательного „коммунистическая“ в названии партии, они скорее смогут в будущем завоевать доверие не только престарелых, но и молодых избирателей.
    Морализировать по поводу номенклатурного (точнее, коммунистического) прошлого подавляющего большинства представителей новой русской элиты (вплоть до олигархии), за редким исключением медиамагнатов типа Гусинского или Березовского, возможно, но крайне бессмысленно.
    Если учитывать специфику советской истории, приходится констатировать, что „естественная“ элита России была либо изгнана при Ленине, либо уничтожена при Сталине. Новая же элита - за исключением немногочисленных диссидентов - не могла существовать и проявлять себя вне контроля КПСС.
    Экономическую и политическую власть бывших номенклатурных кадров, трансформировавшихся в новую русскую элиту, обусловили три предпосылки. Во-первых, обладание эксклюзивной информацией из области политики, экономики и „компромата“ (позволяющего „давить“ на партнера), во-вторых, личные контакты (во время СССР за границу могли выезжать лишь „избранные“), в-третьих и, прежде всего, обладание значительными денежным средствами. О „золоте партии“ и „мафрупции“ (симбиоз советской коррупции и мафии) писали в прошлые годы не только Игорь Бунич и Марина Салье.
    Кстати, не кто иной, как сам Егор Гайдар написал: „Когда в жизни наступает критический момент приходит время пустить в ход накопленные на черный день запасы. В первую очередь валюту и золото.... Напомню, что царское правительство после двух с половиной лет тяжелой войны сохранило к февралю 1917 г. и передало Временному правительству 1300 тонн золота. К сожалению, наши правители такой элементарной предусмотрительности не проявили. За 1989-1991 гг. из страны было вывезено более тысячи тонн, причем процесс шел с ускорением. Печальный рекорд 1990 г. - 478,1 тонны. К концу 1991 г. золотой запас Советского Союза упал до беспредельно низкой отметки - 289,6 тонн. Им уже нельзя было покрыть даже самые срочные финансовые обязательства, самые неотложные потребности страны.
    Если ничтожное количество золота делало продовольственную систему тяжелой, то состояние валютных резервов и огромный объем внешней задолженности, казалось, ухудшает положение до безнадежного.“2 Гайдар с беспощадной точностью определяет, таким образом, не только причины трагического превращения в последующей „шоковой терапии“ в „шок без терапии“, но и причины того, что улучшение экономических показателей России стало проявляться лишь в последнее время.
    Олигархия, как специфическая, наиболее узкая, но в то же время самая влиятельная часть российской элиты начала формироваться уже в самом начале 90-х годов, когда создавался „уполномоченный сектор экономики“ (то есть все наиболее прибыльные сферы бизнеса - банки, металлы, сырьевые рессурсы). Допускались к этим весьма лакомым кускам исключительно свои люди. Само формирование финансово-промышленных групп (ФПГ) началось в России, равно как и на Западе, еще в конце 19 - начале 20 века, но революционные катаклизмы привели к почти полной ликвидации 200 крупных промышленных синдикатов и 70 частных коммерческих банков, вокруг которых развивались первые дореволюционные ФПГ.
    В советское время попытки реконструкции крупных объединений, наделенных относительной экономической самостоятельностью, были предприняты два раза. Впервые это произошло во время ленинского НЭПа (закончилось это плачевно в начале 30-х годов, благодаря введению сталинской административно-командной системы), затем в 60-е годы, когда особенно обострилась проблема эффективности экономики. И в этом случае идеологическая табуизация „антисоциалистических“ подходов восторжествовала над прагматизмом и выгодностью рыночного подхода.3 Новая Россия оказалась в совершенно ином положении. Первое ФПГ , в котрое входило 20 промышленных предприятий и организаций, а также банк, было зарегистрировано в 1993 г., благодаря указу президента Ельцина от 5 декабря 1993 г. В январе 1998 г. официальный статус уже имело 72 ФПГ. В них участвовали1500 предприятий и почти 100 финансово-кредитных учреждений.
    Новая российская олигархия сосдавалась постепенно. Публично она себя проявила лишь в 1994-1995 гг., когда на приватизационных аукционах появились локомитивы российской индустрии - нефтяные и металлургические компании.
    По мнению Крыштановской, ФПГ разделились на три основные группы: банковские, промышленные и медийные. Весьма редко каждый из указанных типов ФПГ мог действовать в чистом виде.
    В журнале Деловой мир4 Крыштановская выделила среди представителей современного крупного бизнеса России два психологических типа: прагматиков и романтиков. Прагматики не интересуются политикой, лоаяльны к правительству, ориентированы на западные стандарты и заняты исключительно своим бизнесом. Романтики же искренне желают своей деятельностью приносить пользу России. Ненависть и подозрительность массы, недоверяющей новым богатым, прагматики переносят, по мнению Крыштановской, с полным безразличием, романтиков же факт, что народ их идентифицирует с преступным миром и мафией, огорчает . Так было в 1995 г.
    Последующее развитие показало, что грани между романтизмом и прагматизмом, равно как и в отношении к России, не столь одназначны и биполярны. Но этот вопрос уже связан с близостью олигархов к политике и к „телу Вождя“.

Псевдопартии и СМИ

     Первым медиа-бароном России стал Владимир Гусинский. Путь от МОСТ-Банка до холдинга МОСТ-Медиа был долгим и не мог быть пройден без помощи таких политически значимых фигур, как президент России Ельцин и мэр Москвы Юрий Лужков. Все же именно Гусинский был первым из российских олигархов, который понял, что „деньги хороши, но СМИ несравненно лучше“. Его примеру вскоре последовал до недавнего прошлого вероятно самый влиятельный член ельцинской „Семьи“, называемый также „домашнее Политбюро“, Борис Березовский. Менее значимой поддержкой частично контролируемых СМИ заручились и другие олигархи, как, например, Владимир Потанин, Юрий Лужков и пр.
   Влияние в СМИ, контроль над СМИ предоставляли олигархам возможность не только контролировать, но и определять российскую политику. Во время правления дряхлого Ельцина это было не только просто, но и весьма выгодно. Ельцин, получивший на выборах 1996 года от СМИ, контролируемых Гусинским и Березовским, поддержку, которая обеспечила ему победу, был щедр. Медиа-бароны торжествовали.
   Именно решающее влияние российских СМИ на политическую жизнь России заставляет задуматься о роли российских политических партий. После 1993 года, когда парламентские выборы показали явную несостоятельность представлений о возможности правых, явно прореформистских или полностью прозападных, политических партий, Ельцин пытался решить проблему нецелесообразности существующих политических субъектов путем создания двух центристских партий (лево-центристской и право-центристской). Попытка 1995 года - создание партии Наш дом Россия и Блок Ивана Рыбкина - полностью провалилась. Лишь выборы 1999 года принесли неожиданный, хотя и подозрительный, успех „виртуальной“ партии „Единство“ („Медведь“), представляющей и трамплин, и главную опору нынешнего президента Владимира Путина.
   Авторами победы и „Единства“, и самого Путина (на очередных президентских выборах в конце марта 2000 г.) были российские СМИ. Дело в том, что „подлинными партиями в России были телеканалы“, а не существующие политические партии 5. Гусинский был последним игроком на медийном поле, который мог создавать политические кризисы по своему желанию.
   Продолжающаяся борьба путинского Кремля со СМИ нередко интерпретируется и на Западе, и в России как дерзкая попытка посягнуть на свободу слова. Опасность, конечно, существует, но в то же время ясно, что Путин - выдвинутый на пост сперва премьера, а позже и президента, кланом Ельцина - перекусывает пуповину, связывающую его с прошлым, в котором президент нередко был беспомощной куклой в руках олигархических кукловодов.
   Все же не стоит обольщаться. В борьбе с „Семьей“ Ельцина Путин неизбежно вынужден обзавестись своей собственной „Семьей“. И в этом есть немалая опасность.
   Перефразируя слова великого Петра Столыпина, можно сказать: „Величие России - вопрос далеко не ближайшего будущего. Великие же потрясения России сейчас просто противопоказаны“. Это не только в интересах России, но и в жизненных интересах ее ближайших соседей и всего мира.


1www.grani.ru, от 1.1.2001
2Гайдар, Е., Дни поражений и побед, Москва, 1997, с. 134.
3Черникова, Д., Кто владеет Россией, Москва, 1998, с. 12.
4Деловой мир, 1995/4.
5Засурский, И., Вы видели какие нынче очереди в кино?, www.polit.ru , от 11.5.2001.
Print version
EMAIL
previous ВЕЛИЧИЕ СТРАНЫ НЕ ТОЛЬКО В ЕЕ СИЛЕ |
Петр Вагнер
ПУТИН ЕЩЕ НЕ НА ПОЛПУТИ |
Виталий Моев
next
ARCHIVE
2021  1 2 3 4
2020  1 2 3 4
2019  1 2 3 4
2018  1 2 3 4
2017  1 2 3 4
2016  1 2 3 4
2015  1 2 3 4
2014  1 2 3 4
2013  1 2 3 4
2012  1 2 3 4
2011  1 2 3 4
2010  1 2 3 4
2009  1 2 3 4
2008  1 2 3 4
2007  1 2 3 4
2006  1 2 3 4
2005  1 2 3 4
2004  1 2 3 4
2003  1 2 3 4
2002  1 2 3 4
2001  1 2 3 4

SEARCH

mail
www.jota.cz
RSS
  © 2008-2024
Russkii Vopros
Created by b23
Valid XHTML 1.0 Transitional
Valid CSS 3.0
MORE Russkii Vopros

About us
For authors
UPDATES

Sign up to stay informed.Get on the mailing list.